Для украинца юмор — надувной игрушечный молоток. Для американца — тяжелый стальной топор.

Дима Терешков (радиоведущий с «Просто Ради.О» и колумнист Playboy) рассуждает о роли комедии и стенд-апов в Британии и США, подбрасывает пищу для размышлений о разнице менталитетов и комплексах украинской аудитории.

Если ты хоть раз в жизни видел шоу западных комиков, наверняка заметил, что их шутки во многом отличаются от «украинских» шуток. Некоторые из них слишком острые, даже если это доброе телевизионное шоу. А теперь представь, как выглядит недоброе комедийное шоу в Америке или Великобритании.

Когда англичанин Джимми Карр шутит со сцены об изнасиловании детей, несколько тысяч зрителей взрываются смехом. Никого не тошнит на передние ряды, никто не выбегает из зала в истерике. Американец Энтони Джесельник шутит о четвертой стадии рака. Причем не где-то в клубе, а из телевизора. И представьте себе, это тоже провоцирует смех. А еще есть еврейка Сара Сильверман, которая особенно «любит» холокост. Тоже, разумеется, ноль сочувствия, максимум жести.

Когда я смотрю подобное, воображаю себе трансляцию их шоу на украинском телевидении. На «1+1», например. Вместо «95-квартала». И понимаю, что если бы это и не спровоцировало массовые беспорядки, то уж точно травмировало бы большую часть страны.

Казалось бы, если американцы шутят об ожирении, о черных, о террористах-школьниках, об онкологии и 9\11, почему мы не можем шутить в таком же духе о геноциде и Чернобыле, об олигархах, продажных ментах и мажорах на папиных авто?

А не можем потому, что возлагаем на комедию сугубо рекреационную функцию. Желаем от души «поржать» — и точка. Американец в это время закладывает в комедию социальную и образовательную функции.

Иными словами, для украинца юмор — надувной игрушечный молоток. Для американца — тяжелый стальной топор.

Я живу в Украине и тоже хочу шутить. А когда пробую, сталкиваюсь с непониманием и упреками из серии «как ты можешь шутить о таком?». В моем обществе есть много «такого», о чем шутить не принято. Но дело в том, что мне нравится «такое» и это у меня получается лучше всего. Терять собственный юмористический почерк я не хочу, поэтому не готов идти на компромисс. Но для кого же тогда шутить?

Я искренне считаю, что во всем мире нет ни одной темы, которую нельзя было бы взять за основу комедии. Геноцид? Наркотики? Религия? Изнасилование? Даже самая острая, самая черная и обидная в мире онкологическая шутка — ничто в сравнении с карциномой четвертой стадии. В конце концов, не из-за шуток люди прибегают к химиотерапии, не шутки метастазируют в головной мозг. Ни одна насмешка о передозировке героином не сравнится по части деструктивного эффекта с государственной сетью распространения наркотиков.

Я могу позволить себе шутить о педофилии самым грязным образом. И я знаю наверняка, ни один ребенок в мире от этого не пострадает. Я могу убивать детей в своих шутках. Но умирать они будут не поэтому. А потому что в государственном бюджете нет места для их лейкемии.

Американский зритель все это хорошо чувствует. Он видит комика на сцене, который, что бы ни говорил, останется комиком. Который точно не пойдет после шоу реализовывать сценарий каждой своей грязной шутки. Им это очевидно.

И там комик не рискует стать в один ряд с Гитлером после того, как в устной форме по-своему сожжет миллионы евреев. Или порежет жителей украинской деревни. Потому что убить и шутить об убийствах — не одно и то же.

Чтобы не просто это понять, а научиться мыслить подобным образом, нам нужны десятки лет, как минимум. Чтобы через несколько поколений мы, наконец, научились находить подлинную причинно-следственную связь различных явлений и процессов вокруг себя.

Только тогда мы осознаем, что хороший комик — это хирург широкого профиля, который вскрывает гнойники. Образованное общество ассистирует хирургу, подает салфетки, промывает рану. А дикое общество теряет сознание при виде крови, а когда приходит в себя, выбегает из операционной с требованием наказать хирурга.

Нам сегодня важно пересмотреть свое отношение к функции юмора. Мы упускаем много возможностей, которые дает нам шутка. Вместо того чтобы влиять на реальность, корректировать ее, мы шутим о том, чего нет по-настоящему, о том, что нереально. Вся комедийная махина «95-квартала» сегодня построена на высосанных из пальца, искусственно выращенных образах политиков, на скучных стереотипах о быте нации, ментальности и пьяном куме. Украинские скетчкомы не выходят за рамки кухни якобы усредненной, но в реальности несуществующей семьи. Все это не имеет никакого отношения к человеческим жизням. Вся современная украинская комедия — хаха-симулякр и пряник. При этом комедия в Америке — инструмент.

Когда на юмор возлагается не только развлекательная функция, но и функция социальной критики, комедия приобретает горечь и остроту. Это не значит, что комедия становится хуже. Это значит, что она становится сильнее. Она часто дискомфортна. Она, как пощечина, которую отвешивает прохожий, когда вы, теряя сознание, падаете у его ног.

Хороший комик, стоя на сцене, раздает пощечины сразу нескольким тысячам людей. Многократно и захватывающе. Когда скривленные от смущения и страха лица синхронно мироточат улыбками. Хороший комик царапает и раздражает, но удерживает внимание публики до конца. В финале он оргазмирует пассионарностью, его смыслы будоражат и провоцируют к действию.

Мне, как начинающему комику, близок именно такой вектор персонального развития. Я не хочу быть ванильным пряником. Я хочу, чтобы современная комедия стала активированным углем для мозга.

В эту пятницу Дима Терешков и его товарищи (Андрей Чуковский, Ярослав Лодыгин, Данила Хомутовский) устраивают вечер авторского Stand-Up Comedy в Киеве. 2 августа, 21:00. Фестиваль-ресторация «Диван» (пл. Бессарабская, 2). Вход свободный.