Мирослава Хартмонд — владелица и управляющий директор Triptych: Global Arts Workshop и научный сотрудник Оксфордского университета.

Мы говорили о детстве в городе Оксфорд. О ранних поисках себя, интеллектуальном поле города, которое формирует мировоззрение, и с которым и сегодня ее связывает судьба. О научной работе, и почему взращивание новых научных кадров важно для имиджа Украины в мире. О культурно-дипломатической миссии Мирославы, которая решила соединить исследовательскую и галерейную деятельность. О том, как представлять украинское искусство за рубежом и формировать новый высококультурный образ Украины в мире.

Я — культурный дипломат. Человек, который соединяет теорию и практику: исследует культурные процессы и внедряет их в жизнь.

Кто я? До недавнего времени ответила бы так: академик, исследователь. Но сегодня понимаю, что я, скорее, — культурный дипломат. Человек, который соединяет теорию и практику: исследует культурные процессы и внедряет их в жизнь. Я категорически не считаю себя галеристом или арт-менеджером по призванию. Для меня галерея — скорее площадка для самовыражения и проведения исследований.

Не так давно я осознанно решила вернуться в Киев, отложив написание докторской диссертации, чтобы взять в свои руки бразды правления галереи «Триптих», которая уже четвертый год находится в моей собственности, но ее прежний формат изжил себя. В сентябре 2014 года я провела ребрендинг, и «Триптих» стал Triptych: Global Arts Workshop. За этот год мы провели масштабный выставочный проект работ Ивана Марчука из моей частной коллекции к 80-му юбилею «живого гения» и два дипломатических проекта — выставку тактильной живописи Карлоса Гарсии Лаоса под эгидой Посольства Испании и выставку турецкой художницы Джанан Бербер, которая многие годы сотрудничает с UNICEF, под патронатом Посольства Турции.

Я один из самых младших научных сотрудников Оксфордского университета. Моя научная работа о культурно-дипломатическом потенциале Украины. Основная цель — понять, каким образом Украина может позиционировать себя на международной арене с помощью культуры. Ведь для мирового сообщества, Россия — это не только ВВП, но еще и Толстой с Достоевским, а Украина — это, простите, где? Сейчас ценой крови нации узнали, что Украина — не Россия, но культурная топография нашей территории еще не прописана в сознании иностранцев — даже самые просвещенные люди иногда путают наши страны.

Для меня галерея — скорее площадка для самовыражения и проведения исследований.

Работа галереи лежит в основе моего исследовательского труда для Оксфордского университета. Это моя научная лаборатория, мой «кейс» по кризисному культурному менеджменту, где я ставлю эксперименты и изучаю реакцию публики. Например, картины Карлоса можно было «увидеть руками» — к проекту могли приобщиться даже люди с ограниченными зрительными возможностями.

Я — британка украинского происхождения. У меня с раннего возраста было две семьи. Выросла я в Оксфорде с отцом, а после продолжительное время жила в Лондоне. В детстве я сперва научилась читать на английском языке, но после — сразу на украинском и на русском. С пяти лет со мной занимались репетиторы — один день русским, другой — украинским. Тогда это казалось адской затеей.  

Город Оксфорд — как механизм часов — очень компактный и с большим количеством разных составляющих. Он действительно всегда заведен. Там невероятно бешеный темп жизни при том, что индивидуальный быт большинства горожан достаточно размерен.

Я один из самых младших научных сотрудников Оксфордского университета.

Когда впервые попала в Оксфордский университет, мне запомнился огромный зал Школы богословия, созданный в готическом стиле. В фильмах серии «Гарри Поттер» он играет роль актового зала Хогвартса. Это удивительнейшее здание и одно из первых в мире, где установили высоченные стеклянные окна. Такое решение было принято для того, чтобы монахи могли максимально долго пользоваться световым днем и работать.

Мой визуальный опыт с ранних лет был очень насыщенным. Я, как Алиса в стране чудес, жила в сказочном и очень закрытом самобытном микромире с удивительной архитектурой. С раннего детства я сталкивать с мировыми шедеврами архитектуры — готика, барокко, неоготика — все это окружало меня двадцать четыре часа в сутки.

Пять дней в неделю я училась в консервативной женской школе в графстве Суррей, где даже верхняя одежда и чулок были форменными, зато в субботу и воскресенье красила ногти черным цветом, наносила готический мейкап и репетировала хард метал песни со своей группой в гараже или отправлялась в Лондон покорять Кэмден-таун или Лейстер-сквер. В рокерском андеграунде преобладал мужской пол, поэтому я могла спокойно отдыхать от школьного эстрогенного поля. В 18 лет я закончила школу и колледж, войдя в топ-10 по результатам и пришла на выпускной в кожаном корсете и бальной юбке длинной до пола, тоже из кожи, с твердой мыслью о том, что мой путь — тяжелая музыка. Тогда две мои семьи — лондонская и киевская — решили, что меня нужно спасать от андеграунда и отправили на «свободный год» в Киев.

Веду дневник своих сновидений.  Я вообще считаю, что человеческое подсознание — огромный источник вдохновения.

В Киев я приехала совершенно неподготовленной: в косухе, с выбритым затылком и с гитарой (хэтфилдовский ESP Explorer 1982 года). Говорила с изрядным акцентом. Поступила как иностранная студентка на факультет международного права в КИМО, принялась учить французский язык и искусство хождения на каблуках. Это может казаться тривиальным, но, скажу я вам, это тот еще подвиг для тех, кто не умеет выражать себя через свою женственность. Заархивировала свою «темную сторону», окончила КИМО с красным дипломом и чухнула обратно в Оксфорд на магистратуру.

В моей жизни практически отсутствует рутина. Условно говоря, я могу в три часа ночи начать писать научную статью. Или встать ни свет ни заря и говорить по Скайпу с нашим нью-йоркским дизайнером. Я, конечно, стремлюсь к тому, чтобы эффективно планировать свой день. Начинать утро с йога-асан и медитативных практик. Но поверьте — не всегда получается.

Я веду дневник своих сновидений. В первые секунды пробуждения обязательно записываю ключевые слова и обрывки снов. Мне очень часто приходят идеи во сне в форме каких-то символов, картинок, персонажей. Я вообще считаю, что человеческое подсознание — огромный источник вдохновения. Я перерабатываю за день такое количество информации, что понять, что мое, а что нет, под силу только подсознанию.

Беспрекословный залог восстановления — это одиночество и минимум слов.

Беспрекословный залог восстановления — это одиночество и минимум слов. Обычно в это время я занимаюсь восточными практиками, медитацией, йогой или просто слушаю музыку. Чтобы заземлиться и обнулиться, я включаю жесткую музыку. Три часа вот такого хард метала — и я полностью заряжена и готова работать дальше.

Я вернулась в Украину, потому что нашла идею, за которую хочу бороться — с помощью своего времени и всех своих ресурсов. Я очень хочу развивать культурно-дипломатическую стратегию нашей страны. Мне кажется, что сегодня Украина как государство культивирует имидж некой жертвенности, наивности, ограниченности. Мы делаем слишком сильный упор на народную культуру и все никак не можем пойти в наступление с помощью современного искусства и высокой культуры. Я все жду, когда мы скажем о том, что у нас есть и что мы сделали, а не о том, чего нет и как нам от этого грустно.

Украинцы недостаточно знают свое искусство, чтобы кто-то им мог навязывать мнение о том, кем они могут гордиться. Многие ли знают, что первой женщиной-художником, чьи работы приобрел Лувр, была украинка Мария Башкирцева? Пусть каждый для себя найдет того художника, кто ближе всего по духу. Давайте вместе гордиться киевским периодом Врубеля и Малевича, украинской советской живописью и монументальной скульптурой, победами современных художников на мировых конкурсах.

Украинцы недостаточно знают свое искусство, чтобы кто-то им мог навязывать мнение о том, кем они могут гордиться.

В миру слушаю интеллигентный пост-рок и саундтреки — это то, что я слушаю в галерее. Обожаю Мусоргского и Вагнера.

Наедине с собой же продолжаю познавать глубины андеграунда. Коллекционирую винил. Люблю блэк, дум, стоунер и сладж, оккультный рок и психоделику. Среди моих любимых групп Electric Wizard, Deathspell Omega, The Devil’s Blood, Urfaust и The Doors.

Почти каждый год совершаю паломничество на нидерландский фестиваль Roadburn. Думаю, что это самый продвинутый фестиваль тяжелой, психоделической и экспериментальной музыки в мире.

Для меня кинематограф — это возможность эмоционально пережить то, что совершенно выходит за пределы моей вселенной.

Покупаю больше книг, чем реально читаю. Когда читаю, часто конспектирую. Читаю одновременно с дюжину книг, в основном, научную литературу в сфере международных отношений и искусства. Люблю классику психоанализа: «Тотем и табу» Фрейда, «Анатомию человеческой деструктивности» Фромма, «Красную книгу» Юнга. Прежде всего за стилистическую изящность.

Для души сейчас читаю «Бестиарий любви» Ришара де Фурниваля, средневековую сатирическую аллегорию, которая раскладывает весь спектр взаимоотношений мужчины и женщины, а также «Черный альбом» британца Ханифа Курейши о Лондоне конца 1980-х, который показывает, что исламский экстремизм и террористический беспредел — дело цикличное.

Под чутким руководством Татьяны Терен, культурного редактора «Украинской Правды», знакомлюсь с современной украинской литературой. С большим интересом прочитала ее «RECвизиты», интервью с современными украинскими писателями. Из «СучУкрЛита» понравилась «Згори вниз. Книга страхів» Тани Малярчук.

Для меня кинематограф — это возможность эмоционально пережить то, что совершенно выходит за пределы моей вселенной. Люблю трансцендентное кино о других вселенных внутри нас — «Вход в пустоту» Гаспара Ноэ и «Другие ипостаси» Кена Рассела, «британского Феллини».

Кайфую от искусной «чернухи», как «Экс-ударник», «На игле», «Морверн Каллар», «Головой о стену», «Бритоголовые», «Все умрут, а я останусь». Что общего в этих фильмах? Они показывают, что человечество разделено в меньшей степени по национальному признаку, и в большей степени — по классовому. А еще там потрясающая музыка.

Я вернулась в Украину, потому что нашла идею, за которую хочу бороться — с помощью своего времени и всех своих ресурсов.

Очень люблю шотландский город Глазго — обожаю там бывать. В нем много удивительных, закопченных зданий девятнадцатого века. Широкие бульвары, линейные и с размахом. Понимаешь, что даже самые унылые и функциональные строения викторианской эпохи дают фору современным коробкам. Север Англии, с его постиндустриальной эстетикой — это та еще романтика! Недавно вернулась после научной конференции в Шеффилде, городе-побратиме Донецка.

Если бы меня спросили, с каким городом я себя больше всего отожествляю? Я бы ответила, что с Берлином. Это город, который не стесняется своих шрамов — он их не прячет. В нем сочетается постсоветский восток и прекрасный, европейский, сытый Запад.

Киев. До сих пор смотрю на этот город глазами приезжего, негодующего по поводу убитого состояния этой величественной средневековой столицы. С детства люблю, когда цветут каштаны. Мое «место силы» — мемориальный комплекс от обелиска на Площади Славы до Родины-матери.

2016 год у меня расписан полностью. Поеду минимум на три международные конференции с научными докладами, пишу статьи и публикации о декоммунизации и спортивных мегаивентах на постсоветском пространстве. Участвую в программе культурного лидерства ЕС и Восточного партнерства «Культура и креативность». Готовлю ряд альбомов-монографий и выездных выставок на базе собственной коллекции украинской живописи.

А еще у меня есть маленькая мечта — собирать в рамках нашей с Леной Скачковой новой благотворительной инициативы «CAN! (Charity_Art_Niche)» минимум $1000 в месяц в поддержку фонда «Таблеточки».

Катерина Гриценко
Фото: Дмитрий Куницкий